Попробуем ответить на все эти вопросы, обратившись к бессознательным слоям нашей психики.
Привлекательность ужаса. Почему нам нравятся истории с убийствами?
Фильмы об убийствах становятся пространством, в котором каждый зритель вне зависимости от пола, возраста и вероисповедания может позволить себе высвободить своего “зверя внутри”. Жанр детектива, вызывающий ужас и отвращение, призван легитимизировать влечение к собственному ужасному поведению.Во время переживания ужаса от действий маньяка на экране зритель проходит по катарсическому пути (катарсис = очищение, высвобождение эмоций), как бы отчасти снимая на время предохранительный клапан собственной внутренней цензуры или, в психоаналитических терминах, Супер-эго.
Возвращение вытесненного. Что мы сами себе запрещаем?
С опорой на концепцию об активном использовании людьми такой психологической защиты, как вытеснение, мы можем сделать вывод, что в случае детективов и разворачивающихся в их сюжетах убийствах, вытесненное драматизируется в образе жестокого убийцы. Почему и как именно это происходит? Для российской культуры характерно большое количество запретных тем, которые не только запрещены к обсуждению, но и к тому, чтобы просто о них думать - это все темы, так или иначе связанные с сексуальной энергией: женской сексуальностью, бисексуальностью и сексуальностью детей. С этим связана идея “Другого” и ключевой психический процесс “проекции на Другого всего того, что подавляется внутри Я”. То есть, все то, что я не могу принять в себе - я проецирую в другого человека, чтобы у меня была возможность это высмеять, унизить или, в самых печальных случаях, уничтожить.Жуткое
В своей статье 1919 года Фрейд описывает термин ”Unheimlich" - это название всего, что “должно было остаться тайным и скрытым, но вышло на свет”. Основная идея заключается в том, что вопреки всеобщему мнению, жутко нам становится не от столкновения с чем-то доселе неизвестным и чужеродным, а, наоборот, с тем, что нам хорошо знакомо: "что-то тайно знакомое, что подверглось вытеснению, а затем вернулось из него”.Таким образом, мы проецируем в экранного убийцу собственные убийственные импульсы, а уже следующим шагом жаждем поимки убийцы, чтобы удовлетворить и нашего внутреннего цензора.
Кто жертва?
Структура детективного сценария может быть тесно связана с психоаналитической концепцией первосцены (фантазии ребенка о сексуальной связи его родителей): здесь преступление символически соответствует половому акту родителей и жертвой становится родитель, с которым ребенок соперничает в эдиповом конфликте. Следователь, таким образом, также является символическим представителем ребенка, фантазия о первосцене которого нуждается в расследовании.Кто убийца?
Находясь в кресле зрителя, мы могли бы предположить, что нам уготована роль убийцы и отчасти это действительно так: мы являемся “владельцами” садистского и вуайеристского взгляда убийцы, что связано с тем, что происходит идентификация с камерой - мы смотрим туда же, куда смотрит маньяк.Вместе с этим, нам также доступен альтернативный вариант, в котором мы, зрители, не нападаем, а подвергаемся нападению - это взгляд жертвы, базирующийся на нашей эмпатической идентификации с другими персонажами детектива. Здесь на первый план выходит мазохистическая часть нашей личности с ее бессознательными страхами о принуждении и подчинении. В этом случае мы способны получать мазохистское удовольствие через проекцию нашего “Я” на тело страдающей жертвы.
Здесь также раскрывается истинное садо-мазохистское взаимодействие режиссера и зрителя: мы можем смотреть только туда, куда нас заставляет смотреть режиссер, другого варианта у нас нет.